«Большевики - злейшие враги революции»: харьковские чекисты против анархистов.
С разгромом Деникина и приходом Красной армии зимой 1919-1920 гг. в Украине была восстановлена власть большевистской партии. Руководство РКП(б) и КП(б)У извлекло уроки из опыта предыдущего года и, как говорилось в приказе Реввоенсовета Республики от 11 декабря 1919 г., приняло «ряд мер, которые исключили бы возможность повторения тех явлений, которые погубили Советскую Украину в прошлый раз». Эти меры сводились к ликвидации «партизанщины», прежде всего Махновщины, и полному разоружению сельского населения. Из претензии на обладание «единственно верным учением» логично следовал отказ большевиков от любого диалога с обществом или хотя бы с теми рабоче-крестьянскими массами, от имени которых они правили. Обеспечить устойчивость такому режиму можно было лишь подавлением и уничтожением любой оппозиции, прежде всего – располагающей вооруженной силой.
К концу января 1920 года могло показаться, что задача, сформулированная в приказе РВСР, выполнена. Разоружение и расформирование повстанческих отрядов было завершено, причем обошлось без серьезных инцидентов. Махновская Революционно-повстанческая армия Украины (РПАУ), главная угроза большевикам на Левобережье, прекратила существование. Екатеринославщина, Северная Таврия и Донбасс были заполнены красноармейскими частями, систематически проводившими обыски и операции по изъятию оружия. Правда, сам Махно и многие из его ближайших товарищей смогли скрыться и избежать «сурового пролетарского возмездия», но их поимка могла считаться делом ближайшего времени.
Пришло время обратить внимание на город. На легализовавшиеся после ухода белых организации социалистов и анархистов. Первый удар был нанесен по анархистам, тесно связанным с махновским повстанчеством, достаточно многочисленным и пользовавшимся заметным влиянием в промышленных центрах Украины, включая ее советскую столицу Харьков.
Со времени создания Конфедерации анархических организаций Украины «Набат» (КАУ) Харьков был одним из главных центров ее деятельности. Во времена «первой» советской власти (январь-июнь 1919 г.) харьковские «набатовцы» имели свои клубы и издательство «Вольное братство», выпускали газету «Харьковский набат» и серию книг «Научно-анархическая библиотека»; их оплотом являлся Харьковский паровозостроительный завод. С приходом деникинцев анархисты ушли в подполье и, действуя в тесной связи с большевиками и левыми эсерами, вели пропагандистскую и боевую деятельность против белых.
Харьковская федерация анархистов «Набат» вышла из подполья 12 декабря 1919 года, с возвращением красных. Вскоре был открыт анархический клуб, воссозданы издательство и книжный магазин «Вольное братство»; клубом заведовал один из старейших в Украине анархистов Ефим Ярчук, издательством – 25-летний Семен (Сеня) Флешин. Выпуском брошюры «Как надо устроить крестьянское хозяйство и как нам следует устроить вольную жизнь» «набатовцы» начали новую пропагандистскую кампанию. Ее результаты сказались уже в январе 1920-го, когда к анархистам перешли группа харьковских эсеров-максималистов и остатки разогнанного чекистами Главного украинского комитета революционных коммунистов.
Возобновление анархической деятельности сразу встретило противодействие со стороны советских властей. В организацию были внедрены чекистские агенты. В декабре 1919-го КАУ было отказано в выпуске печатного органа. В вопросе о печати многое зависело от местной ситуации. Например, в соседнем Екатеринославе анархистам дали разрешение на издание одного номера газеты «Екатеринославский набат», чтобы «удержать их от ухода в подполье». В Харькове сложилось по-другому. В ближайшее время начались и первые аресты анархистов Харькова, в частности, 10 января был задержан Сеня Флешин. Но никакие обвинения ему не предъявлялись, и через девять дней, после угрозы начать голодовку, он был освобожден. Пока преследования носили эпизодический характер. Для серьезных гонений на такую известную и влиятельную революционную организацию, как КАУ, требовался серьезный же повод.
В качестве повода было выбрано обвинение в причастности анархистов к уголовному бандитизму. Как в Москве в апреле 1918 года. Расчет был прост: Харьков действительно страдал от множества налетчиков, за анархистами с царских времен закрепилась репутация «экспроприаторов», – значит, возложить на них всю ответственность за преступность будет легко. Как писал видный чекистский работник Семен Дукельский: «После возвращения Советской власти на Украину, Харьков представлял собой очаг бандитского разгула. Экспроприации советских учреждений и продовольственных складов, налеты с убийствами на частные квартиры и терроризирование мирного населения носили эпидемический характер, нарушая всякую возможность осуществления советского строительства. Если верховное руководство и организация повстанческих комитетов и бандитских шаек в украинских селах осуществлялась Петлюрой и его сподвижниками, украинскими социалистами-революционерами, то роль руководителей городского бандитизма взяла на себя другая “революционная” партия – анархисты».
Операция началась 30 января 1920 года. По словам Дукельского, «первыми были арестованы Давид Коган, Аким, Ян, Карл Капостин, Самуил и Садовский, у которых было отобрано огромное количество винтовок, револьверов и бомб». Через несколько часов в одном из домов по Военной улице были задержаны участники «собрания анархо-бандитов», оказавшие чекистам вооруженное сопротивление. В перестрелке были убиты Николай Масальский и Иван Креницкий, сумел скрыться Андрей Португалец, остальные 16 человек были арестованы. Среди них оказались активные участники харьковского «набатовского» подполья времен деникинщины Виктор Удалой, Анатолий Аверьянов, Степан Бондаренко и другие. Неожиданно среди арестованных обнаружился начальник караула Народного банка Константин Рыковский, а при его обыске нашелся план помещения банка. Из этого был сделан логичный вывод, что анархисты и Рыковский обсуждали план крупного ограбления.
В последующие дни аресты продолжались. Уже утром 31 января был взят Андрей Португалец, зачем-то вернувшийся в свою квартиру, и боевик Яков Сухорукий. В первых числах февраля арестованы Анатолий Горелик, бывший секретарь Харьковского «Набата» Иван Карташов, известные «неонигилисты», как они себя называли, супруги Андрей Андреев и Зора Гандлевская, лидеры группы анархистов на Паровозостроительном заводе братья Григорий и Федор Цесники и многие другие «набатовские» активисты.
В некоторых случаях попытки задержаний приводили к настоящим сражениям с чекистами. Так, бывший махновский командир и участник Московской организации анархистов подполья Даниил Бондаренко и его товарищ, некий Дурно, при аресте в конспиративной квартире на Новониколаевской улице бросили несколько бомб, затем выбили оконную раму и прорвались из окружения; их снова обнаружили и арестовали через два дня. При ликвидации «крупной шайки Шурки Ростовского» ее глава, «войдя в квартиру и увидев засаду, открыл стрельбу по ней, тяжело ранил одного из сотрудников цупчрезкома и успел скрыться через проходной двор». Боевик Петр Гринкевич, «явившийся на предполагавшееся собрание шайки на Кузинском мосту, погиб от разорвавшейся в его руках бомбы, которую он намеревался бросить в разведку цупчрезкома».
В целом операция против харьковских анархистов далась чекистам дорогой ценой и растянулась во времени. Повторить московский сценарий 1918 года, когда для ликвидации анархических организаций хватило нескольких часов, не удалось. Но гораздо важнее было другое. Собранного при арестах и обысках материала оказалось недостаточно для обвинения анархистов в преступной деятельности. Удалось установить лишь один факт: вооруженное ограбление союза кооперативов «Поюр» 29 декабря 1919 года действительно совершила группа анархистов во главе с Виктором Удалым, Даниилом Бондаренко и убитым Масальским. Имелись основания полагать что эта же экспроприаторская группа готовила налеты на Народный банк и управление Северо-донецких железных дорог. Возможно, еще одной жертвой боевого крыла «набатовцев» должен был стать видный большевистский деятель Павел Кин. По словам Дукельского, «подготовлялось нападение на направлявшегося в Одессу председателя губревкома т. Кина, везшего с собой крупную сумму денег». Но это утверждение выглядит странно: ко времени начала операции против анархистов Одесса оставалась под контролем деникинцев, а отправка Кина в Одессу произошла уже после арестов харьковских боевиков.
Из-за отсутствия улик с середины февраля 1920-го чекисты начали выпускать арестованных. В числе первых добились освобождения Андреев и Гандлевская, объявившие сухую голодовку, за ними последовали Горелик, Цесники и другие анархисты. Возможно, несколько человек были приговорены к расстрелу. Во всяком случае, сведениями о дальнейшей судьбе Виктора Удалого, уличенного в организации ограбления кооператива «Поюр», мы не располагаем. Но вот загадка: Даниил Бондаренко, второй организатор того же «экса», вскоре оказался на свободе. Он вернулся в Махновское движение и с лета 1920-го командовал пехотным полком РПАУ в кампаниях против красных. Что касается «набатовской» организации в целом, – если целью репрессий конца января 1920 года был ее разгром, то операцию чекистов следует считать провалившейся. Организация не просто сохранилась, но предприняла шаги по своему укреплению: уже в феврале 1920-го в Харькове прошел нелегальный Второй съезд КАУ.
В последующие месяцы чекисты сменили тактику по отношению к анархистам, отказавшись от массовых арестов и «выдавливанию в подполье». Анархисты вроде бы имели возможность действовать легально, но в любой момент тот или иной активный «набатовец» мог оказаться за решеткой. Аресты проводились бессистемно, часто – без предъявления обвинений, почти всегда оканчивались освобождением через несколько дней, – и тем самым создавали в анархической среде атмосферу выматывающей нервозности. Об этом говорил секретарь КАУ Иосиф Готман, встретившийся летом 1920-го с приехавшим в Украину видным деятелем международного анархического движения Александром Беркманом: «Мы никогда не знаем, что [большевики] будут с нами делать. В один день они нас арестовывают и закрывают наш клуб и книжный магазин, в других случаях они нас не трогают. Мы никогда не чувствуем себя в безопасности, они держат нас под постоянным наблюдением. В этом они имеют огромное преимущество перед белыми; при последних мы могли работать в подполье, но коммунисты знают почти каждого из нас в лицо, потому что мы всегда стояли с ними плечом к плечу против контрреволюции».
В том же разговоре Готмана и Беркмана прозвучали сделанные украинскими анархистами выводы из наблюдений за политикой восстановленного в Украине большевистского режима: «Нет больше никакой надежды направить большевиков в революционное русло. Сегодня они являются злейшими врагами революции, гораздо более опасными, чем Деникины и Врангели. (…) В своем конкретном выражении сегодня большевизм – это система самого безжалостного деспотизма. Она организовала социалистическое рабство. Единственная надежда России теперь в насильственном свержении коммунистов новым восстанием народа».
Как известно, свергнуть «социалистическое рабство» не получилось. Но подпольную борьбу против него харьковские анархисты продолжали вплоть до середины 1930-х годов.
Фрида Семеновна Новик (1886-1970) родилась в местечке Лядки Гродненской губернии в семье талмудиста. С детства жила в Белостоке, работала швеей. В 15 или 16 лет вступила в Бунд, в 18 лет (в 1904) перешла от социал-демократов к анархистам коммунистам. Активная участница знаменитой Белостокской группы анархистов-коммунистов, работала в подпольной типографии «Анархия». При ее ликвидации в сентябре 1905 была арестована и после полутора лет предварительного заключения приговорена к каторге на 2 года.
В 1908 Новик была освобождена и сослана на поселение в Забайкалье, откуда в том же году бежала. В розыскном циркуляре названа «значительной анархической величиной». Некоторое время Фрида снова участвовала в подпольной анархической работе в Белостоке, но в условиях поражения Революции 1905-1907 оказалась вынуждена скрыться за границу.
С 1910 Новик жила во Франции, затем в Германии, Италии, Швейцарии, а в 1914 уехала в США. Во всех этих странах участвовала в анархическом и рабочем движении.
Вернулась в Россию в 1917. После Февральской революции Новик стала сторонницей оборончества. Сколько-нибудь организованного движения анархистов-оборонцев в России не было, и Новик отошла от анархистов, вернувшись к социал-демократам: весной 1917 она вступила в РСДРП.
Подробные сведения о дальнейшей судьбе Фриды Новик я пока не имею. Известно, что в 1921 она участвовала в создании (Всесоюзного) Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев, получив членский билет № 73. Вышла замуж (отсюда двойная фамилия, Новик-Шептун). К 1938 жила в Москве, работала уборщицей на заводе «Цветмет». При разгроме существовавших в Москве артелей бывших политкаторжан была арестована 3 февраля 1938, – кстати, ровно 82 года назад, – по обвинению в «участии в контрреволюционной меньшевистской группе», а в уже в мае 1938 приговорена к 8 годам лагерей.
После освобождения в 1946 Новик поселилась в Костроме, где как минимум до 1955 работала швеей в артели инвалидов. Реабилитирована 9 июля 1955, после чего получила возможность вернуться в Москву.
Умерла в Москве 3 февраля 1970.
Последний раз редактировалось Дубовик; 03.02.2020 в 12:25.
Сто десять лет со дня смерти Елизаветы Дурново-Эфрон.
Елизавета Петровна Дурново (ок. 1854 – 1910) родилась в Москве в аристократической семье; считается что е6е отец был в родстве с московским генерал-губернатором Петро Дурново. В 1870-х училась на Высших курсах Герье, тогда же стала сочувствующей революционному движению, поддерживая дружбу и знакомство со многими участниками «Общества чайковцев» и предоставляя свою квартиру для проведения собраний. В 1877-1879 слушала лекции в Цюрихском университете. Вернувшись на родину, открыла на свои средства бесплатную школу, которая использовалась как один из опорных пунктов московских пропагандистов.
После раскола «Земли и воли» Елизавета Дурново присоединилась к анархо-народнической организации «Черный передел» и с начала 1880 находилась в центре ее московского отдела. Она располагала значительным (20 тысяч рублей) состоянием, которое за несколько месяцев почти целиком потратила на революционные цели. Учитывая, что «Лиличка» (такой был ее революционный псевдоним) оказалась главным финансистом организации, чернопередельцы вскоре отстранили ее от всякой пропагандистской работы.
От непосредственной пропаганды Дурново отстранили, но техническую работу она продолжала. В начале июля 1880 Елизавета Петровна выехала в Петербург, забрать типографское оборудование для москвичей. Но в столице, в конспиративной квартире сестер Козловых, ее ждала засада. Так 6 июля 1880 года Дурново была впервые арестована и через несколько дней заключена в Петропавловскую крепость.
Помогли родственные связи: в ноябре 1880 Дурново освободили до суда на поруки отца, а еще через месяц она скрылась за границу. Жила в Швейцарии и Франции, вращалась в эмигрантских кругах, подружилась с Верой Засулич, вышла замуж за народовольца Якова Эфрона. Чтобы лишить Дурново возможности продолжать тратить деньги на революцию, над имуществом ее родителей царским распоряжением была установлена опека.
В 1886 Дурново-Эфрон с разрешения властей вернулась в Россию. Жила под полицейским надзором в Орле и Москве, ни в чем предосудительном замечена в эти годы не была. Но в начале 1900-х, когда революционное движение снова пошло на подъем, старая народница возобновила в нем участие. Первоначально работала в Политическом Красном Кресте, в 1904 вступила в Партию социалистов-революционеров. Дом Дурново-Эфрон использовался как склад литературы и оружия, явка для нелегальных; сама она участвовала в вооруженном восстании в Москве в декабре 1905.
В отличие от подавляющего большинства народников 1870-х, спустя три десятка лет Елизавета Дурново осталась сторонницей анархических идей – не в их «ортодоксальном» кропоткинском варианте, а в самобытной, чисто российской форме эсеровского максимализма. В начале 1906 года вместе с другими московскими эсерами-максималистами она организовала Оппозиционную фракцию ПСР, вошла в ее руководящие органы. Главной задачей максималистов считала организацию пропаганды, а не террора, а главной опорой революции – крестьянство. По воспоминаниям Иосифа Жуковского-Жука, в крестьянах Дурново-Эфрон видела «главных носителей идеи социализма, хотела разбудить их от спячки и указать дорогу к освобождению, ради чего готова была к самопожертвованию». При ее участии к лету 1906 была основана Крестьянская организация Оппозиционной фракции. На собрании актива этой организации, проходившем в конце июля 1906, Дурново-Эфрон и была арестована.
Дальше – Бутырская тюрьма, где у Елизаветы Николаевны начались психические проблемы. В связи с этим в марте 1907 она, как и четверть века назад, была освобождена до суда под денежный залог. Как и в четверть века назад, вскоре после освобождения скрылась за границу.
Во второй эмиграции Дурново-Эфрон жила там же, в Женеве и Париже. Входила в Парижскую группу эсеров-максималистов, созданную Николаем Ривкина и Ароном Зверевым. По состоянию здоровья активного участия в ее деятельности не принимала, но на собраниях выступала за объединение разрозненных групп в единый Союз эсеров-максималистов, с единой программой и четкой организацией. Если воспользоваться аналогиями из истории анархизма, – была сторонницей максималистского «платформизма». Главной задачей заграничных максималистов считала организацию литературно-издательского центра и содействие широкой пропаганде в России.
В декабре 1909 Елизавета Николаевна потеряла мужа, в январе 1910 – 12-летнего младшего сына, покончившего собой. Старший сын Петр в это время находился в тюрьме за принадлежность к ПСР; среднему, Сергею (кстати, будущему мужу Марины Цветаевой), в это время был поставлен страшный диагноз: туберкулез. Все эти трагические события привели к тяжелейшей депрессии.
Елизавета Николаевна Дурново-Эфрон покончила с собой в Париже в ночь на 4 февраля (22 января) 1910 года.
= = = = = = = = = =
Сто тридцать лет назад, 4 февраля (23 января) 1890 года, в селе Гуляй-поле родился Наум Исаакович Альтгаузен. Анархист с 1906, один из первых членов Гуляй-польской группы вольных хлеборобов анархистов-коммунистов, активный боевик. Арестован в августе 1908 и, как считали бывшие товарищи по группе, стал предателем. Обвинения эти, как оказалось спустя много-много лет, были ошибочными, но в екатеринославской тюрьме на Альтгаузена было совершено неудачное покушение. По процессу гуляй-польских анархистов в 1910 Альтгаузен был приговорен к смертной казни, но, как и другие несовершеннолетние гуляй-польцы (включая Нестора Махно), приговор был заменен на каторгу.
Последние известные сведения об Альтгаузене относятся к 1935 году, когда он был выслан из Ленинграда в Казакстан как «социально-опасный элемент».
Сто тридцать лет назад, 4 февраля (23 января) 1890 года, в селе Гуляй-поле родился Наум Исаакович Альтгаузен. Анархист с 1906, один из первых членов Гуляй-польской группы вольных хлеборобов анархистов-коммунистов, активный боевик. Арестован в августе 1908 и, как считали бывшие товарищи по группе, стал предателем. Обвинения эти, как оказалось спустя много-много лет, были ошибочными, но в екатеринославской тюрьме на Альтгаузена было совершено неудачное покушение.
Если честно, то удивлен. Этот еврейский мальчишка сразу же после ареста начал сливать всех и вся. Причем к нему даже не применяли мер физического воздействия в отличие от остальных (например, Назара Зуйченко, которого били нещадно). Правда, давал показания Альтгаузен сначала с умом, откровенно отвечая только на те вопросы, которые ему ставили. Со временем инициативно или по обстоятельствам он давал дополнительные показания, например, в 1911 году о Екатеринославской группе анархистов-коммунистов. Делалось это им для того, чтобы в той или иной степени улучшить свое положение. Альтгаузен лично был известен не только помощнику начальника Екатеринославского ГЖУ в Александровском и Павлоградском уездах, но и самому начальнику ГЖУ полковнику Шределю. Когда в ноябре 1909 года Александр Семенюта застрелил пристава Караченцева, то помощник Шределя ротмистр Каннабих прежде, чем выехать в Гуляйполе, отправился в Александровскую тюрьму, где подробнейшим образом допросил Альтгаузена. Тот, разумеется, дал всю необходимую информацию, попутно вспомнив и то, что ранее "забывал". В общем, никаких ошибок в отношении Альтгаузена нет и быть не может - он чистой воды "откровенник", за что его собственно и судили в 1927 году.
Последний раз редактировалось Юрий К.; 04.02.2020 в 15:59.
Восемьдесят лет со дня смерти Ивана Ивановича Горбунова-Посадова (04 апреля 1864 – 12 февраля 1940), одного из важнейших представителей толстовского движения.
Иван Горбунов (это его настоящая фамилия) родился в посаде Колпино, неподалеку от Петербурга, в дворянской семье инженера-механика. Рано начал заниматься литературой, в 17 лет опубликовал первое стихотворение. Как и большинство будущих толстовцев, прошел через кризис мировоззрения; позже вспоминал, что к 20 годам переживал депрессию в поисках ответа на вопросы о смысле и цели жизни, о причинах страданий людей, от невозможности облегчить их: «Почва жизни колебалась под моими ногами. Я мучительно страдал, не находя выхода. Какая-то черная бездна все глубже открывалась передо мной. Я задыхался душевно». Выход нашел в «свободном христианстве»: в 1884 в руки Горбунову-Посадову попала запрещенная книга Льва Толстого «Краткое изложение Евангелия». Так он стал последователем Толстого.
В 1886 Горбунов-Посадов познакомился с центральными фигурами зарождавшегося в то время толстовского движения Павлом Бирюковым и Владимиром Чертковым и начал сотрудничать с основанным ими издательством «Посредник». Поначалу он стал офеней, мелким торговцем вразнос, занимаясь распространением народных изданий «Посредника» среди рабочих и крестьян Петербурга и ближайших к столице небольших городов и деревень. Также писал для сборников «Посредника» статьи, рассказы и стихи. В декабре 1887 на произведения Горбунова-Посадова обратил внимание сам Толстой, а вскоре они познакомились лично. Так началась их дружба.
В отличие от большинства толстовцев, Горбунов-Посадов нашел общий язык и с супругой великого писателя, Софьей Андреевной, которая, вообще-то, терпеть не могла многочисленных посетителей мужа и его друзей. Секретарь Толстого Валентин Булгаков вспоминал: «Горбунов и его жена были всегда такими же желанными гостями в Ясной Поляне, как и супруги Бирюковы». Объяснение этому Булгаков видел в личном характере Горбунова: «Человек Иван Иванович был на редкость хороший: редкий по доброте и по теплоте чувства. Отзывчивый и внимательный к людям, гуманист, благородный, скромный, органически неспособный на какую-нибудь эгоистическую, злую интригу, на дурные средства борьбы. Если в ком-нибудь он и сомневался, то никогда не разжигал в себе этих чувств, а стыдился их и боролся с ними, – это уж наверное! Встретясь с Горбуновым-Посадовым, каждый кто бы ни был, слышал от него только слова добра и участия, и эта репутация добряка, отличающегося всегда восторженного речью, создавала Ивану Ивановичу своего рода ореол. Он не жил, а парил. Не шел по земле, а вечно витал в облаках своих мечтаний – о новом, преображенном человечестве. (…) Он свято верил в непререкаемое значение гуманистической проповеди Льва Толстого, не менее свято, чем Чертков, но не ставил себе этой веры в особую заслугу и не предъявлял, на основании ее, к своему великому другу никаких эгоистических, ревнивых требований!». Впрочем, Булгаков отмечал и кое-какие его личные недостатки: «Кроме дара фантазии, истинный поэт и художник наделены характером, в основе которого таится кремень воли. Но этого как раз мягкому, уступчивому, как вода, и неспособному к постоянной борьбе за свое “я” Горбунову-Посадову было не дано. (…) Иногда Иван Иванович был (…) сентиментален, даже слащав. Но этот грех уж приходилось ему прощать – за его подлинные достоинства».
Уже в конце 1880-х Горбунов-Посадов стал ближайшим помощником заведующего «Посредником» Бирюкова, некоторое время жил на хуторе Черткова в Воронежской губернии, где около двух лет располагалась редакция издательства. Вернувшись в Москву, стал инициатор выпуска первого в мире периодического издания толстовцев, выходившего нелегально небольшим тиражом журнала «Архив Льва Николаевича Толстого» (Москва, 1894-1896). В толстовской среде издание получило неофициальное название «Журнал Ивана Ивановича» – в честь Горбунова-Посадова как его самого преданного работника.
В конце 1890-х толстовцы подверглись первым серьезным репрессиям, в частности, Чертков и Бирюков были высланы за границу. Вместо них новым заведующим и редактором «Посредника» стал Горбунов-Посадов, остававшийся во главе издательства без малого 30 лет, с 1897 по 1925 гг. Под его руководством деятельность издательства значительно расширилась, в частности, были основаны серии книг и брошюр «Библиотека для детей и юношества» (с 1898), «Библиотека для интеллигентных читателей» (с 1898), «Деревенская жизнь и крестьянское хозяйство» (с 1900), «Библиотека свободного воспитания» (с 1904), «Всемирное братство» (с 1905), издавалась многочисленная литература по вопросам трезвенничества, сельскохозяйственным знаниям, медицине, педагогике, естествознанию, вегетарианству, песенники, дешевые издания классиков русской художественной литературы и переводы современных западных авторов. В «Посреднике» также состоялись первые русские издания большинства художественных и публицистических произведений Толстого последних лет его жизни. Многие из них подвергались запретам и конфискациям, а сам Горбунов-Посадов как издатель неоднократно попадал под суд, – впрочем, благодаря поддержке общественного мнения и хорошим адвокатам почти всегда получал оправдательные приговоры.
К началу нового века Горбунов-Посадов наряду с Константином Вентцелем стал одним из первых в России сторонников и пропагандистов теории свободного воспитания. От популяризации теории Горбунов и Вентцель очень быстро перешли к практике: в 1906 они открыли «Московский дом свободного воспитания», работавший до 1909 года. Тогда же супруги Иван и Елена Горбуновы-Посадовы начали выпуск журнала «Свободное воспитание» (Москва, 1907-1918). К сотрудничеству в журнале удалось привлечь значительное число авторов, от профессиональных педагогов до общественных деятелей, включая идеолога анархо-коммунизма Петра Кропоткина и супругу лидера большевиков Надежду Крупскую. Кроме работы в «Посреднике» и «Свободном воспитании», Горбунов-Посадов редактировал журнал «Сельский деревенский календарь», ежегодный альманах «Календарь для всех» (Москва, 1907-1917), стал основателем и редактором одного из первых в России детских журналов ежемесячника «Маяк» (Москва, 1909-1918), сотрудничал в журнале «Вегетарианское обозрение» (Кишинев, Киев, 1909-1915). Он также помогал Толстому в составлении сборников религиозно-философских афоризмов «Круг чтения» и «Путь жизни». До 1917 года Горбунов-Посадов дважды пытался издать «Круг чтения», но обе попытки закончились арестом и сожжением тиража крайне опасных для власти размышлений лучших представителей мировой культуры, а Иван Иванович был приговорен к тюремному заключению на 1 год.
Во время Первой мировой войны Горбунов-Посадов писал антивоенные стихи, содействовал пацифистской пропаганде, сотрудничал в легальном толстовском журнале «Единение» (Москва, 1916-1917), став ближайшим помощником его редактора Алексея Зонова.
После Февральской революции Горбунов-Посадов получил, наконец, возможность издать свои литературные и публицистические произведения, что раньше было невозможно по цензурным условиям; по оценке современников, лучшие его произведения вошли в сборник «Освобождение человека» (1918). Ни на день не прекращая работу в «Посреднике», Горбунов также самым активным образом включился в работу толстовских организаций: Общества истинной свободы в память Льва Николаевича Толстого (ОИС), основанного в Москве 02 июня 1917 году, и Московского вегетарианского общества (МВО), образованного еще в 1909 году (в МВО он являлся членом-учредителем и членом Совета с момента его создания).
В годы Гражданской войны Горбунов-Посадов много выступал в клубах ОИС и МВО с лекциями. Пожалуй, самой известным и резонансным его выступлением этих лет стал доклад «О смертных казнях в Советской республике», прочитанный 18 августа 1919 и в том же месяце направленный во ВЦИК и Совнарком. Иван Иванович участвовал в создании и деятельности Курсов свободно-религиозных знаний, был соредактором и сотрудником толстовских журналов «Обновление жизни» (Москва, 1917), «Голос Толстого и Единение» (Москва, 1917-1920), «Истинная свобода» (Москва, 1920-1921), а также провинциальных изданий «Путь к свету» (Царицын, 1919) и «Братство» (Киев, 1919-1920). Вел общественную деятельность: в конце 1917 стал одним из инициаторов создания Всероссийского комитета общественной помощи голодающим детям, в 1920 – Комитета имени Л.Н. Толстого по оказанию помощи голодающим, осенью 1921 – Всероссийского общественного комитета по увековечиванию памяти П.А. Кропоткина.
Конечно, деятельность толстовцев очень скоро стала встречать препятствия со стороны большевистского режима. Уже в начале июля 1918 были запрещены редактировавшиеся Горбуновым-Посадовым журналы «Свободное воспитание», «Маяк» и «Календарь для всех»: как всякому государству, «Советской» России требовались не свободные граждане, а послушные исполнители, поэтому теория свободного воспитания была ею отброшена. В 1921 прекратился легальный выпуск толстовских изданий. В конце 1922 было закрыто ОИС. Под давлением оказалось и издательство «Посредник», которое с начала 1920-х было вынуждено ограничиться выпуском только детской литературы; в 1925 году Горбунов-Посадов ушел с должности заведующего издательством, хотя иногда продолжал публиковаться в его книжках.
С первой половины 1920-х годов общественная деятельность Горбунова-Посадова оказалась связана прежде всего с МВО, ставшего после 1922 последним легальным убежищем для толстовского движения. Иван Иванович работал в Совете МВО, стал ответственным редактором ежемесячника «Письмо Московского вегетарианского общества» (Москва, 1924-1927). «Письмо» издавалось полулегально, его выпуск вскоре был перенесен на квартиру Горбунова-Посадова; позже это издание выходило под названием «Бюллетень Московского вегетарианского общества» (Москва, 1927-1928). Как и при царской власти, в публикациях и устных выступлениях Горбунов-Посадов продолжал выступать в защиту отказников от воинской службы, преследуемых представителей различных религиозных меньшинств, требовал отмены смертной казни. В этой области своей деятельности он поддерживал тесные связи с организацией «Помощь политическим заключенным», Помполит.
В сентябре 1928 Горбунов-Посадов стал одним из организаторов празднования столетнего юбилея Толстого, собравшего толстовцев со всего СССР. На празднике Иван Иванович выступил с речью, в которой говорил «о насилиях власти, о бесконечном раскулачивании и расстрелах, о страшном положении крестьянства». С точки зрения властей, это была явная «контрреволюционная пропаганда», но самого престарелого и всемирно известного друга Льва Толстого не тронули: ему «всего лишь» закрыли доступ к любым публикациям (в частности, остались не опубликованными написанные Горбуновым-Посадовым воспоминания). Зато толстовская молодежь попала под репрессии: в конце 1928 – начале 1929 прошли аресты членов МВО и близких к ним лиц, затронувшие и семью Ивана Ивановича, а в июне 1929 под усилившимся давлением властей МВО было вынуждено принять решение о самоликвидации. Толстовство было выдавлено из европейской части СССР в далекую Сибирь, а через несколько лет, к концу 1930-х, полностью ликвидировано во всех своих организационных формах (общества, коммуны и т.п.).
После 1928 жившие в Москве старики-толстовцы попытались создать Бюро для взаимной переписки, которое должно было обеспечить «поддержание духовной связи между друзьями-единомышленниками Толстого». Несколько месяцев Горбунов-Посадов и Чертков печатали периодические «Письма друзей Л.Н. Толстого» (Москва, 1929), полулегально изготавливавшиеся в доме Ивана Ивановича и ставшие последним известным изданием толстовцев в СССР (до возрождения толстовского движения в конце 1980-х). Так и не сломленный преследованиями, Горбунов продолжал выступать в защиту преследуемых советской властью: его последнее известное обращение в Помполит относится к ноябрю 1933 года.
В конце жизни Горбунов постоянно и тяжело болел, в т.ч. болезнью Альцгеймера. Валентин Булгаков, высланный за границу еще в 1922, вспоминал: «Мы переписывались, и когда, с годами, постепенно переставали писать мне один привычный корреспондент за другим, Иван Иванович оставался верен своему обычаю и старой дружбе до конца. В письмах жаловался па понижение работоспособности, на старость, на обилие дела, и я, как мог, утешал бедного старика».
Иван Иванович Горбунов-Посадов умер в Москве 12 февраля 1940 года.
«Революция подходит к своему политическому концу – полному освобождению труда, полному освобождению личности». К столетию последних изданий одесских анархистов.
16 февраля 1920 года вышел 10-й номер газеты «Одесский набат», ставший фактически последним выпуском анархической прессы Одессы в 20-м веке.
Одесса была одним из первых городов Российской империи, в котором появились анархические группы. Произошло это еще в 1904, если не 1903 году, и следующие более чем три десятка лет город у Черного моря неизменно оставался одним из главных центров анархического движения страны, не раз за это время менявшей режимы и названия.
Еще в 1906 году, в разгар Первой российской революции, одесские анархисты начали выпуск своей периодики, – разумеется, нелегальной. Первым изданием стал «Дискуссионный листок анархистов-коммунистов», который изготавливал едва ли не вручную некий «Фейн». «Листок» вел пропаганду идейных и тактических установок самого боевого крыла анархизма своего времени, так называемого «чернознаменчества», призывавшего к постоянному террору против государства и капиталистов. Тираж газеты был очень небольшим и распространялась она только среди «своих». Выпустив несколько номеров «Дискуссионного листка», «Фейн» был вынужден скрыться из Одессы.
Главными конкурентами «чернознаменцев» являлись сторонники анархо-синдикализма, второй из наиболее влиятельных анархических «фракций» того времени, возникшей, кстати, там же, в Одессе. Синдикалисты делали главную ставку не на террор, а на пропаганду и организацию работников в революционные профсоюзы, призванные совершить социальный переворот и стать зародышем будущего анархического общества. Эти идеи излагались в первом номере газеты «Вольный рабочий», подготовленном идеологом анархо-синдикализма Яковом Новомирским. 25 декабря 1906 года в подпольной типографии Южно-русской группы анархистов-синдикалистов «Новый Мир» вышел первый номер «Вольного рабочего», адресованный бастовавшим тогда одесским матросам и портовым рабочим. Газета имела успех, но продолжить издание не удалось.
После Февральской революции у всех ранее запрещенных партий и организаций появилась возможность открытой деятельности. Весной 1917 года образовалась и Одесская федерация анархистов (ОФА), быстро получившая сильное влияние на целом ряде заводов и фабрик, среди матросов гражданского, а затем и военного флота. 23 июня 1917-го вышел первый номер «периодического органа анархической мысли» газеты «Голос анархиста», осенью того же года от имени Одесской федерации анархистов-коммунистов издавались «Бюллетени». Впрочем, обе газеты существовали недолго: точно известно о выходе лишь одного номера «Голоса» и двух выпусков «Бюллетеня». Судя по всему, одесские анархисты считали более важным издание книг и брошюр, а не периодики. За 1917 и начало 1918 года в Одессе вышли несколько работ Петра Кропоткина, Жана Грава, Элизе Реклю, Давида Эдельштадта и других, менее известных теоретиков и пропагандистов анархизма.
В короткий период существования Одесской советской республики (январь-март 1918) анархисты формально не издавали своей прессы: они пользовались изданиями местного Совета. За исключением одной «почти анархической» газеты.
Одной из самых острых проблем республики была безработица, связанная и с падением производства, и с массовым возвращением с фронта демобилизованных или дезертировавших солдат. Помощь безработным пытались оказывать самые разные организации и общественные движения, от официальных властей до воровского мира, объединившегося вокруг знаменитого «Мишки Япончика». Не остались в стороне и анархисты. Еще в конце 1917-го образовался «Союз безработных», объединявший до 25 тысяч человек, а затем и Одесский Совет безработных. Официально Союз и Совет были внепартийными организациями, фактически же их создателями и лидерами стали анархисты-синдикалисты во главе с Хаимом Рытом. 27 января 1918 года появился первый номер газеты «Известия Одесского Совета безработных», призывавший к коммунизму и «справедливому перераспределению» общественных и частных богатств. Читательская аудитория «Известий» восприняла эту агитацию в духе известной формулы «грабь награбленное», бандитизм в Одессе усилился. Как вспоминал один из главных деятелей Одесского исполкома большевик Владимир Дёготь, попытки Хаима Рыта и других идейных анархистов исправить ситуацию оказались безуспешными, а сам Союз безработных «своей деятельностью принес громаднейший вред делу рабочего класса». Вряд ли можно считать газету главной виновницей бандитизма безработных, но «Известия Одесского Совета безработных» прекратили выход уже после первого номера.
13 марта 1918 года в Одессу вошли австрийские войска. Большинство анархистов и других левых покинули город, немногие оставшиеся ушли в подполье. Долгое время одесским анархистам было не до издательской деятельности. Ситуация изменилась к началу 1919-го. К этому времени гетманцев в Одессе сменили сторонники Директории Украинской Народной Республики, затем белогвардейцы; вместо австро-германцев пришла французская армия. В подполье шли свои процессы, оно росло и заметно активизировалось. В городе действовали несколько анархических групп, тесно связанных с большевиками и левыми эсерами и объединенных в воссозданную ОФА.
В январе 1919 года ОФА наряду с выпуском листовок начала издание газеты «Воля труда». Двухстраничная газета выходила под девизом «Освобождение рабочих дело рук самих рабочих». До прихода красных вышли два ее номера, второй появился в марте. В эти же месяцы у одесских анархистов было еще одно издание, газета «La Lutte Finale» («Последний бой»), выходившая на французском языке. Выпускало ее подпольное Интернациональное бюро, созданное анархистами для пропаганды среди французских матросов и солдат. Уже после окончания Гражданской войны стало известно, что среди членов Интернационального бюро были старый рабочий-анархист Григорий Борзенко и знаменитый «матрос Железняк», Анатолий Железняков, – они-то и составили редакцию «La Lutte Finale».
В начале апреля 1919 года в Одессу вошли красные. Сразу открылся анархический клуб, члены ОФА занялись созданием ячеек на предприятиях, вели широкую легальную пропагандистскую и культурно-просветительскую деятельность. Сильное влияние анархисты-синдикалисты имели в Союзе моряков торгового флота, профсоюзах пекарей, портных, рабочих водного и железнодорожного транспорта. ОФА получила влиятельное представительство в Совете рабочих и красноармейских депутатов и в Центральном совете профсоюзов. Ее члены работали в губернских и городских органах рабоче-крестьянской инспекции, коммунального хозяйства, управлении транспорта и так далее, а один из лидеров анархистов Александр Фельдман занял должность секретаря исполкома Одесского Совета.
Еще во времена подполья одесские анархисты присоединились к Конфедерации анархических организаций Украины «Набат» (КАУ). В начале мая 1919-го в Одессу прибыли члены Секретариата КАУ, ведущие руководители и идеологи «набатовцев» Яков Алый и Арон Барон. Всю весну 1919 года они работали над организацией анархического движения в разных регионах Украины, в том числе положили начало целой серии «набатовских» изданий (газеты «Харьковский набат», «Елисаветградский набат» и др.). Теперь по инициативе и под редакцией Алого и Барона была основана газета «Одесский набат», ставшая самым длительным и успешным издательским проектом одесских анархистов.
Первый номер «Одесского набата» вышел 5 мая 1919-го. Газета выходила еженедельно, по понедельникам, как «орган Одесской федерации анархистов групп “Набат”». Объем ее не был постоянным, одни номера выходили на двух страницах, других – на четырех. Сведения о тираже не сохранились, – рискнем предположить, что он вряд ли превышал 2-3 тысячи экземпляров: лишних денег у КАУ не было, а на помощь от советского государства анархисты рассчитывать не могли. Хотя бы потому, что главной темой всех «набатовских» изданий была не только пропаганда анархических идей и принципов, но и критика большевистской политики огосударствления, ограничения прав тружеников города и села, чекистских репрессий. Причем чем дольше большевики оставались у власти, тем жестче становились формулировки анархической публицистики. Конечно, долго так продолжаться не могло.
16 июня в 7-м номере «Одесского набата» была опубликована статья Арона Барона «Правда о Махно». Материал был посвящен только что происшедшему разрыву военно-политического союза между советской властью и махновским повстанчеством. Напомнив обо всех антирабочих и антикрестьянских мероприятиях большевиков, Барон назвал их «могильщиками революции», а Махновщину – ее «последней надеждой». Эти слова, очевидно, стали последней каплей, переполнившей чашу терпения властей. Выпуск «Одесского набата» был запрещен, ее редакторам Барону и Алому вскоре пришлось покинуть Одессу.
В том же июне 1919-го в Одессе вышел первый номер журнала «Анархист». Его издателем значилась «Ассоциация анархистов в г. Одесса», официально не состоявшая в КАУ. Информации об этом журнале сохранилось очень немного: объем – 8 страниц, девиз – «Дух разрушающий – дух созидающий», редактор – некто С. Мартынов, о котором мы не располагаем никакими дополнительными сведениями.
В конце июня 1919 года в Одессе забастовали рабочие завода «Русского общества пароходства и торговли», выдвинувшие лозунг «Советы без коммунистов!». Вскоре к стачке присоединились работники железнодорожных мастерских, число бастующих достигло 5 тысяч человек. Анархисты поддержали движение, призывали к борьбе против падения уровня жизни и чекистского произвола. На подавление стачки были направлены части Красной армии, начались аресты бастовавших рабочих – анархистов, меньшевиков, эсеров и беспартийных. В этих условиях продолжить издание журнала «Анархист» было невозможно.
В следующем месяце в Одессу прибыли секретари КАУ Всеволод Волин и Иосиф Готман. Целью их приезда была работа по восстановлению «набатовской» организации. Вполне возможно, что они пытались получить разрешение на возобновление выпуска анархической газеты, но, конечно, теперь об этом не могло быть и речи. К началу августа Волин и Готман уехали из Одессы и присоединились к Повстанческой армии Нестора Махно. Вскоре, 23 августа 1919 года, в Одессу вошли белые полки генерала Николая Шиллинга.
При деникинском режиме анархисты снова начали издавать «Одесский набат», разумеется, нелегально. Осенью-зимой 1919-го вышли 8-й и 9-й номера газеты. Об их содержании можно только гадать; сохранились ли они в архивах – нам неизвестно.
Красные вернулись в Одессу 7 февраля 1920 года. Анархисты снова вышли из подполья, открыли свой клуб в здание по адресу: Тираспольская, 6. Вскоре в прессе появилось сообщение, что «в пятницу 13 февраля состоялось многолюдное собрание анархистов по вопросу об объединении различных групп для общего дела – развития в Одессе анархической пропаганды». Собрание, в частности, избрало «Коллегию пропаганды социального сознания при Объединенных анархических организациях г. Одессы» и постановило открыть издательство «Вольное братство».
Через три дня, 16 февраля 1920года, вышел 10-й номер «органа объединенных анархистов» газеты «Одесский набат». Его статьи подписаны фамилиями Матуличенко, Светлов, Ленский и др. Скорее всего, это псевдонимы членов «Коллегии пропаганды», а настоящие имена авторов и редакторов «Одесского набата» остались не известны. Среди них могли быть уже упоминавшийся Григорий Борзенко и Александр Фельдман, полный тезка бывшего секретаря Одесского исполкома, погибшего в октябре 1919-го. Точно известно лишь, что в редколлегию газеты входил недавно приехавший из-за границы Александр Зузенко. Любопытно, что в эмиграции он тоже был редактором газеты «Набат», – выходившего в Брисбене органа Союза русских рабочих в Австралии.
О чем же писали анархисты в своей газете ровно сто лет назад?
Номер открывался редакционной статьей, в которой говорилось: «Уничтожение смертной казни, уничтожение ЧК, предоставление украинскому крестьянству большинства в совдепах и т.д. – целый ряд весьма симптоматичных постановлений и декретов Советской власти преподносит нам ежедневная пресса». Все эти «постановления и декреты» были не более чем слухами. В действительности, к февралю 1920-го произошла лишь отмена смертной казни. В Советской России и на короткий срок: Всеукраинский ЦИК, пользуясь формальной независимостью Украины, отказался отменять смертную казнь.
Из обзора дошедших до редакции «Одесского набата» сведений о якобы изменившейся политики большевиков делался вывод: «Выйдя из буржуазно-демократического переворота, перешагнув через “социалистическую” власть, революция подходит к своему политическому концу – полному освобождению труда, полному освобождению личности. (…) Мысль трудящихся пробудилась. Анархия сметет государство». Всего через год-два отправленные в тюрьмы и ссылки одесские анархисты могли только посмеяться над этими своими прогнозами.
Гораздо ближе к истине оказался Матуличенко, писавший в статье «Вот приедет барин – барин нас рассудит»: «Два раза входили в Одессу красные дивизии. Два раза кричали им: “Да здравствуют Советы!”. “Осанна” большевизму два раза сменялась кличем той же толпы: “Распни его! Долой Советы!”. Повторится и третий раз то же, если Советы не сделаются простыми исполнителями воли выбравших их масс». Так и вышло – хотя «третьего раза» пришлось ждать почти 70 лет.
Как понимали Советы сами «набатовцы»» – говорилось в статье «Алексея» «Анархисты и Советы»: «Властнические Советы чужды нам, отрицающим власть, и звать рабочих к вхождению в них мы, конечно, не будем. (…) Рабочие пошлют своих избранников не в административно-полицейские, но в свободные Советы, вся задача которых будет сводиться лишь к служению регулятором для свободных производственных союзов и потребительских коммун». Эту мысль развивал Матуличенко: «Нужно только, чтобы рабочие заговорили. Властно заговорили, как хозяева своего дела, а не как государственные рабы, несущие повинности. Сговорившись, взялись за производство как хозяева этого производства. Смелости говорить и смелости делать, не обращая внимания – разрешают ли это “ревкомы”, “совнархозы” и другие буржуазно-революционные скопища, союзы “чиновной революции”».
О содержании других статей можно судить по их названиям: «О свободе печати», «А отмена смертной казни?», «Прощальное слово добровольцам-деникинцам».
А некто «Ленский» писал в короткой заметке: «Начинается “диктатура пролетариата”… виноват, диктатура самодержцев-большевиков. Какой-нибудь “т. Кин”, назначенный, не выбранный, издаст декрет “об аннулировании донских и других денежных знаков”. Кто его уполномочил на это? Неужели пролетариат?».
Не знаем, издал ли председатель одесского ревкома Павел Кин распоряжение о запрете тех денег, которыми одесские рабочие получали зарплату при белых, – но терпеть «анархистскую клевету» он не стал. В ближайшие дни Одесский губком КП(б)У издал циркуляр об отношении к анархистам: «Не считаться с ними как с серьезными политическими друзьями и противниками». После этого выпуск «Одесского набата» был запрещен. Его 10-й номер стал последним.
В первой половине марта анархистам дали разрешение на выпуск еще одного номера газеты. Так появилась газета «Буревестник», вышедшая 14 марта 1920 года. Впрочем, ее тираж был быстро конфискован, а к концу марта вышли распоряжения о полном запрете издания литературы и проведения митингов анархистов, о закрытии анархического клуба и издательства «Вольное братство».
Анархическое подполье в Одессе удалось окончательно ликвидировать только в 1937 году. До этого в 20-х и 30-х годах в городе у Черного моря анархисты печатали множество листовок, но газеты или журналы уже не издавали.
Возобновление одесской анархической периодики произошло спустя более чем 80 лет, когда в сентябре 2000 года вышел 1-й номер «всеукраинской либертарной газеты» «Набат».
Комбинированный вид
